Я рыбак, а сети 
В море унесло. 
Мне теперь на свете 
Пусто и светло. 
И моя отрада 
В том, что от людей 
Ничего не надо 
Нищете моей. 

Мимо всей Вселенной 
Я пойду, смиренный, 
Тихий и босой, 
За благословенной 
Утренней звездой.

(из "две японские сказки")

Мне послышался чей-то 
Затихающий зов, 
Бесприютная флейта 
Из-за гор и лесов. 

Наклоняется ива 
Над студеным ручьем, 
И ручей торопливо 
Говорит ни о чем, 

Осторожный и звонкий, 
Будто веретено, 
То всплывает в воронке, 
То уходит на дно. 

(из "две японские сказки")

То были капли дождевые, 
Летящие из света в тень. 
По воле случая впервые 
Мы встретились в ненастный день. 

И только радуги в тумане 
Вокруг неярких фонарей 
Поведали тебе заране 
О близости любви моей, 

[О том, что лето миновало,
Что жизнь тревожна и светла,
И как ты ни жила, но мало, 
Так мало на земле жила.]

Как слезы, капли дождевые
Светились на лице твоем, 
А я еще не знал, какие 
Безумства мы переживем. 

Я голос твой далекий слышу, 
Друг другу нам нельзя помочь, 
И дождь всю ночь стучит о крышу, 
Как и тогда стучал всю ночь.

в моей маленькой комнате корка исчезла сухая
чья-то участь видать одинока ещё и плоха
и сегодня опять я хожу то и дело вздыхая
у гармони мышонок прогрыз расписные меха

научу я мышонка держать фрикадельку и ложку
он поймёт постепенно как дорог свой честный кусок
мы не пустим к себе грациозную чёрную кошку
пусть опять к нашей дружбе
гармонь подаёт голосок
гармонь подаёт голосок

он голодный и грустный придёт ко мне снова из дырки
починю я гармонь, непременно исправлю гармонь
и мышонок станцует прележно, как в вежливом цирке
и моргнув виновато взберётся ко мне на ладонь

научу я мышонка держать фрикадельку и ложку
он поймёт постепенно как дорог свой честный кусок
мы не пустим к себе грациозную чёрную кошку
пусть опять к нашей дружбе
гармонь подаёт голосок
гармонь подаёт голосок

Время тянется и тянется,
люди смерти не хотят,
с тихим смехом:
               - Навсегданьица! -
никударики летят.

Не висят на ветке яблоки - 
яблонь нет,
            и веток нет,
нет ни Азии, 
             ни Африки,
ни молекул, 
           ни планет.

Нет ни солнышка, 
                 ни облака,
ни снежинок, 
            ни травы,
ни холодного, 
             ни тёплого,
ни измены, 
          ни любви.

Нет прямого, 
            нет треуглого,
нет дыханья, 
            нет лица,
нет квадратного, 
                нет круглого,
нет начала, 
           нет конца.

[Ни разлуки, 
           ни прощания,
ни проступка, 
             ни суда,
ни смешного, 
            ни печального,
ни "оттуда", 
            ни "куда".]


Никударики, 
            куда же вы?
Мне за вами? 
             В облака?
Усмехаются:
           - Пока живи,
пока есть "ещё пока".

(из "больничной тетради". 1972г.)

Дитя-злодей встаёт в шесть тридцать,
литой атлет,
спеша попрыгать и побриться
и съесть омлет.
Висят в квартире фотофрески
среди икон:
Исус Христос в бродвейской пьеске,
Алан Делон.
[На полке рядом с шведской стенкой
Ремарк,
        Саган,
брошюрка с йоговской системкой
и хор цыган.]
Дитя-злодей влезает в "троллик"
всех раскидав,
одновременно сам и кролик
и сам удав.
И на лице его бесстрастном
легко прочесть:
"Троллейбус -
             временный мой транспорт, - 
прошу учесть".
Он с виду вроде бы приличен - 
не хлюст, ни плут,
но он воспринял как трамплинчик
свой институт.
[В глазах виденья,
                  но не бога:
стриптиз и бар,
Нью-Йорк, 
          Париж
                 и даже Того
и Занзибар.]
Его зовёт сильней, чем лозунг
и чем плакат,
вперёд и выше - 
                 бесполосный
сертификат.
В свой электронный узкий лобик
дитя-злодей
укладывает,
            будто в гробик,
живых людей.
И он идёт к своей свободе,
сей сукин сын,
сквозь всё и всех,
                   сквозь "everybody",
сквозь "everything".
Он переступит современно
в свой звёздный час
лихой походкой супермена
и через нас.
На нём техасы из Техаса,
кольцо из Брно.
Есть у него в Ильинке хаза,
а в ней вино.
И там в постели милой шлюшки
дитя-злодей
пока играет в погремушки
её грудей...

(из книги "отцовский слух". 1975г.)

Профессор, Вы очень не нравитесь мне.
А я вот понравился Вашей жене
И Вашему сыну угрюмому парню,
Который пошёл очевидно не в папу.

Мне всё подозрительно в Вас - и румянец,
И Ваш анекдотик про чей-то романец,
И ёжик Ваш пегий зализан на лбу,
Я слишком румяных людей не люблю

Профессор ни я и ни друг не забыли,
Что в самое трудное время Вы были
Не с теми кто бился, а с теми кто бил
И предали тех, кто талантливей был

Профессор ограблю я Вас и ославлю.
Жену ещё может я Вам и оставлю.
Оставлю жену, но имейте в виду
Я всё-таки сына у Вас уведу

Профессор, мы с Вами ещё не сочлись
На почве пинг-понга мы просто сошлись…        

Мой предок был и добр и смел
Испытанный скиталец
Он документов не имел
Он был неандерталец

Не раз сидел он «на бобах»
И как был день не труден
Играл он пальцем на губах
И в щёку бил как в бубен

Он поднимал своё копьё,
Друзей в дорогу клича.
И если убивал зверьё
На всех делил добычу

Он от невзгод не морщил лоб
Он забывался в пляске
И весь его был гардероб
В набедренной повязке